Смоленский треугольник

Горе в нашу семью пришло в первые дни войны, когда мы получили сообщение о смерти моего брата Никифора при обороне советской границы под Белостоком. Эта весть наполнила сердце печалью и гневом. И когда в деревне появились фашисты, то первой мыслью было отомстить им за все злодеяния, в том числе и за горе нашей семьи.
Это было осенью 1941 года. Вскоре мне удалось связаться с пятью советскими танкистами, попавшими в окружение и скрывавшимися в лесу. Вместе мы собирали оружие, готовились к партизанской борьбе, а затем организовали партизанский отряд, вошедший позже в партизанское соединение Бати. Мне тогда было восемнадцать лет, опыта борьбы не было. Мастерству лесной войны пришлось обучаться на ходу в стычках с врагом, в налетах на его коммуникации и гарнизоны.
В июле 1942 года соединение Бати разукрупнилось. На его базе было создано несколько партизанских полков. Меня направили в полк, которым командовал И. Ф. Садчиков. Перед нами была поставлена задача — дезорганизовать работу фашистского транспорта, взрывать вражеские эшелоны, мосты, рельсы, автомашины.

Сначала я ходил в разведку. На моем счету было 14 приведенных вражеских «языков». После того, как я приобрел опыт борьбы, меня перевели в диверсионную группу.

Вспоминается февраль 1943 года. Четыре партизана — Шелушкин, Фролов, Морозов и я — получили приказ выйти на железную дорогу Москва — Минск и подорвать вражеский эшелон. Посоветовавшись, мы выбрали место у полустанка Шуховцы, что на Дубровенщине. Здесь путь закруглялся и к полотну дороги были удобные подходы через заросли кустарника. Выбрали момент, когда охрана отошла, и заминировали рельсы двухколейного пути. Эшелон оказался с живой силой противника. В результате взрыва было уничтожено много гитлеровцев.

Второй удачный подрыв поезда мы сделали около станции Толочин. В результате взрыва был выведен из строя паровоз и 23 платформы, 9 танков, 5 автомашин, 4 орудия, убито 27 и ранено 23 гитлеровца. Движение поездов было задержано на шесть часов. Ко дню освобождения Белоруссии на моем боевом счету было 5 подорванных вражеских эшелонов. За два года партизанской борьбы в Белоруссии мне пришлось участвовать в 45 боевых операциях, в том числе в разгроме гарнизонов в Чашниках, Любавичах, Черее и других населенных пунктах.

После освобождения Белоруссии и соединения партизан с частями Советской Армии, я, несмотря на то, что мне предоставили из-за ранения отпуск, вместе с другими друзьями по партизанской борьбе добровольно попросился на фронт. Мою просьбу удовлетворили, присвоили звание старшего сержанта и назначили командиром от-
деления разведчиков. Участвовал в освобождении Прибалтики, Варшавы. Затем наши войска вступили и на землю врага, занимая один за другим вражеские города. Наконец, достигли реки Шпрее.

Школа партизанской борьбы не пропала даром. Опыт и знание, приобретенные во время боевых действий в тылу врага, во многом помогли мне в выполнении заданий командования на фронте. Особенно в памяти запечатлелись бои на подступах к логову врага — Берлину, бои, о которых мечтали советские люди с первых дней войны. Водный рубеж — река Шпрее на подступах к Берлину была сильно укреплена. Надо было с наименьшими потерями и как можно быстрее форсировать ее. Командир нашей части поставил перед разведчиками сложную задачу — ночью скрыто преодолеть ее, укрепиться на вражеском берегу около первой линии обороны и на заре, когда наши подраз-деления начнут форсировать ее, забросать вражеские траншеи, пулеметные гнезда и укрепленные пункты гранатами, а затем поддержать наступающих пулеметным огнем. Пять добровольцев, в числе их был и я, вызвались пойти на эту операцию. Задание было выполнено. Рано утром гвардейцы почти без потерь форсировали реку. Фашисты, ошеломленные неожиданным ударом нашей пятерки, отступили. Все пять разведчиков за выполнение этого задания были награждены орденами Красного Знамени. С тяжелыми боями наша часть дошла до Берлина. И вот, наконец, 29 апреля наши части завязали бои в его пригородах. Когда же полк придвинулся к рейхстагу, нам вручили Красное знамя. Его выставляли на поле боя по мере продвижения вперед. Вскоре командир полка полковник Зинченко вызвал к себе младшего сержанта Кантария и меня, показал на знамя и сказал: — Возьмите его и водрузите над рейхстагом. Родина вас не забудет. Мы ответили коротко, по-военному: «Есть!» — и ушли выполнять задачу. Я предложил пробираться к рейхстагу со стороны реки. Приготовив к бою гранаты, быстро побежали к двери рейхстага. Вот и широкая лестница, ведущая в здание. Быстро развязали чехол и приклали знамя при входе в рейхстаг. Увидев Красное знамя, бойцы бросились на штурм, а мы — дальше, в здание рейхстага. Темно. Все окна заложены кирпичом. Только сверху чуть-чуть видим свет. Побежали по лестнице на второй этаж. Отсюда немцы все время палили по площади фаустпатронами. У нас осталось пять гранат. Значит, и мы кое-чем можем помочь своим друзьям. Ударили по врагам. Фашисты ушли в глубь здания. Тем временем сюда ворвалась большая группа советских воинов. Мы выставили знамя в бойницу второго этажа. Огонь усилился. Наши части пошли в атаку, но враг яростно сопротивлялся. С огромными усилиями оттеснили фашистов и начали пробираться на третий этаж. Здесь завоевали несколько комнат. Пока друзья удерживали их, мы вернулись на второй этаж, взяли знамя и поставили на новом, более высоком месте. Наконец, освобожден проход на чердак. Новый прилив сил и смелости. Опять взяли знамя и начали подниматься на крышу рейхстага. С большой высоты казалось, что под нашими ногами лежит весь Берлин. Город горит. Кругом стелется черный дым, а на крыше рвутся снаряды. Начали думать, где поставить знамя. Рядом рвутся снаряды. Схватились за статую, чтобы не снесло волной. Вдруг увидели — на брюхе коня дыра, сделанная осколком. Кантария сказал: — Давай сюда просунем. Мы просунули древко знамени в пробоину железного коня и начали спускаться вниз. Навстречу — наш солдат. 

— Знамя видно только с одной стороны, — закричал он. — По- том, снизу кажется, что его держит в руках верховой, который сидит на коне. Меня послали переставить в другое место. — Шутишь, — ответили мы ему. — Мы сами знамя ставили, сами и переставим знамя, а за совет спасибо. Вновь поднялись на крышу. На ней множество осколков, стекла. Снова вопрос: куда поставить знамя, чтобы оно было видно со всех сторон Берлина. На купол? Но он разбит. Только каркас остался. Осторожно пробирались к нему. Посмотрели вниз — жутко, бесконечная пропасть. Однако медлить было некогда. Снаряды все чаще продолжали рваться на крыше. Глядишь, и ухлопают. Наконец, Кантария укрепился в центре купола, я за ним. Быстро, но прочно привязали знамя. На командном пункте нас встретили, как родных. Полковник Зинченко обнял каждого, расцеловал. Велел отдыхать. Но какой там может быть отдых, если друзья дерутся в самом здании рейхстага не на жизнь, а на смерть. Мы тоже устремились туда. В соседних кварталах все еще шли бои. Остатки фашистского гарнизона пытались вырваться из стального кольца советских войск и уйти из города. Только убедившись в полной безнадежности своих попыток, они начали складывать оружие. Из здания рейхстага вышло более двух тысяч немецких солдат и офицеров. А сколько их полегло там! Так было в прошлую войну. Так будет и впредь, если капиталисты посмеют развязать новую войну.

 

Источник: Егоров М. А. Путь к Берлину // Из истории партизанского движения в Белорус- сии (1941—1945 гг.). Сборник воспоминаний. Минск, 1961. С. 170—173